На главную страницу



Удостоверение волгостроевца С.И. Некрасова сейчас находится в Музее гидроэнергетики в УгличеСамые яркие впечатления, которые человек проносит через всю свою жизнь, это, пожалуй, те, что были получены им в детстве. Вот и наш сегодняшний герой – Юрий Серафимович Некрасов, которому без малого 80, отчётливо помнит такие детали, что летописцы времён сооружения Верхневолжских (Угличской и Рыбинской) ГЭС, быть может, и не старались фиксировать за малозначительностью. Но, по прошествии лет, вернее даже сказать – десятилетий, они оцениваются уже по-другому и тоже становятся неоспоримым фактом истории. Напомним, что на днях отмечалось 75-летие пуска в эксплуатацию Угличской ГЭС, а 22 декабря – День энергетика.

Парень с теодолитом

Итак, начнём с того, что Юрию Некрасову повезло изначально, то есть с рождения. Его появление на свет стало тем самым «цементирующим началом» при создании семьи сельской учительницы и начальника геодезической партии. Родители встретились в период, когда Серафим Иванович с сотоварищами делал оконтуривание, проще говоря, – определял границы будущего Рыбинского водохранилища, объезжал прилегающие к Волге территории и с помощью теодолита – измерительного прибора – наносил на карту непонятные местному населению отметки. Тогда, в 30-е годы ХХ века, конечно, сложно было ещё представить, что довольно густонаселённая территория в скором времени станет дном огромного Рыбинского моря. Для Тонечки же – простой деревенской девушки, делавшей первые шаги в учительстве, – это была любовь с первого взгляда. Высоченный, голубоглазый парень (186 сантиметров роста в те времена была большая редкость), получивший образование в Ленинграде, так вскружил голову, что она готова была ехать за ним хоть на край света. Но ни с чем несопоставимая грандиозная стройка, развернувшаяся на территории Ярославской области, надолго обеспечила их работой.

Серафим Иванович с сотоварищами по изыскательской партииВ соседях – сам Рапопорт

Молодой семье, которая поначалу мыкалась по съёмным углам, вскоре дали комнату в бревенчатом доме в деревне Болтино, поблизости от Перебор, где разворачивались масштабные строительные работы по возведению дамбы и Рыбинских гидросооружений.

– От стройки до Болтино, если по-прямой, то километра два, – вспоминает Юрий Серафимович. – И единственный, кого у нас возили на легковой машине, был Рапопорт (Яков Наумович Рапопорт с 1930 года – помощник (с 1932 – заместитель) начальника УЛАГ-ГУЛАГ ОГПУ-НКВД СССР, начальник строительства Рыбинского и Угличского гидроузлов, Управления Волжского ИТЛ. С 1940 года – начальник Главгидростроя, 1-ый заместитель начальника Главоборонстроя НКВД СССР. Прим. автора). Это была чёрная «Эмка»– ГАЗ-М1, символ целой эпохи. В те времена она ещё получила название «Чёрный воронок». Так вот, зимой, чтобы она могла проехать, пригоняли на расчистку дороги заключённых с лопатами. В ширину колонна была человек 10, а в длину, наверное, 50. Их охраняли с собаками, чтобы никто не мог сбежать. Иногда присылали трактор, к которому сзади был закреплён треугольник, но от него толку было мало. Машина буксовала в снегу. И потому людей приводили опять, вручную получалось более эффективно. Это была не просто просёлочная дорога, а дорога, мощёная брёвнами. Скорее всего, её делали те же заключённые.

Второе «чудо техники», которому удивлялись и, конечно, завидовали местные мальчишки, был двухколёсный велосипед у сына Рапопорта, на котором то тприезжал в школу.

Болтинская осень

Отца на фронт не взяли. У всех, кто был в штате на плотине, была бронь.

Вода заполняла отведённое под водохранилище пространство медленно. Это тоже чётко запечатлелось в памяти. Мальчишки специально бегали к берегу в нетерпеливом ожидании: ну, когда же произойдёт то, о чём все говорят? Потом это всё-таки случилось. Запомнилось огромным количеством строевого леса в заливе, которое принесло водой. Видимо, спиленные деревья не успели вывезти из-за того, что началась война. Брёвна разрешалось вылавливать и брать на дрова. Некрасовы поступали как все.

– Когда я пошёл в школу, тетрадок не было. Мать покупала обои, резала и разлиновывала. А вот буквари были. Писали мы перьями, чернилами…

По-осени, в первые годы затопления, близко к берегу ветром подгоняло и торфяные острова, на которых росла клюква. Юра вместе с сестрой Люсей, родившейся через два года после него, брали отцовскую лодку и «плавали за ягодами». Конечно, собирали клюкву через борт, поскольку им объяснили, что у этих «островов» нет прочного дна и можно утонуть. А ещё те годы запомнились невиданным количеством рыбы, которая спасала от голода. Её ловили даже сачками.

Люся и Юрий Некрасовы, дети волгостроевца– Дичи тоже было много. Ограничений, как сейчас, на её отстрел, видимо, не было. Однажды наша мама принесла домой пять уток. Оказалось, что так её отблагодарил охотник, которому она помогла дотащить до остановки «пернатых». Поднять и «уволочь» всю свою добычу самостоятельно ему тогда не хватило сил.

Из грустного Юре запомнилось то, что он простужался и болел, как все дети. Когда в лечении не помогали рекомендации местных врачей, отцу можно было договориться и вызвать тех, кто был в заключении. Вот они-то как раз и «ставили на ноги». Это, говорит, были настоящие специалисты.

– Тогда тяжело люди жили. У наших соседей Смирновых было семеро детей. В школу зимой они ходили по очереди. Потому что валенки были одни. Всё было тогда по карточкам. На хлеб их отменили только в 1948-м. Помню, нам, мальчишкам, закралась крамольная мысль: «Наверное, Сталин каждый день съедает по буханке…».

Углич или Африка?

В 1951-м Серафима Ивановича Некрасова перевели на работу в Углич. Он возглавил самый ответственный и сложный гидротехнический цех. Семье дали квартиру в ГЭСовском доме на улице К. Маркса (ныне Спасской), самом, как сейчас говорят, элитном на тот период времени. Начался новый этап в жизни. Антонина Георгиевна устроилась на работу учительницей в колонию для несовершеннолетних. Была такая в Угличе в послевоенные годы. Свои дети продолжили учёбу в обычной школе.

В 1959-м С.И. Некрасова вызвали в Москву и предложили поехать на три года директором на строительство ГЭС в Гану. Но поскольку Юрий тогда только поступил в высшее техническое училище им. Баумана, то семья не решилась поменять Углич на Африку, хоть это было и весьма заманчиво…

В 1977-м Серафим Иванович сказал Юрию, приехавшему из Москвы в Углич в отпуск, что не прочь побывать там, где всё начиналось. Ранним утром они вдвоём отправились на машине в Болтино.

– Ты иди, сын, погуляй, а я посижу тут на берегу, посмотрю, – сказал старший из Некрасовых, когда они добрались до места.

В тот год, как сейчас, Волга сильно обмелела. И всё же, окинув ещё раз взглядом то, у истоков чего стоял, Серафим Некрасов поразмышлял и утвердился в мысли, что всё было сделано правильно. О чём и поведал сыну, когда они возвращались домой.

Нина БЛОХИНА

Фото из семейного архива Некрасовых

Любопытный факт: первоначально для налаживания судоходства в верховьях Волги планировалось три гидроузла – у Калязина, Мышкина и Норского (вблизи посёлка Переборы). Но молодые гидрологи доказали, что этот вариант грозит частичным подтоплением Рыбинска и Углича, заболочиванием берегов и, главное, – суммарный напор воды даст мало электроэнергии. Поэтому был предложен двухступенчатый каскад – возле Углича и Рыбинска, с полным затоплением междуречья Шексны и Мологи. Именно этот проект предстояло воплотить в жизнь.

«Угличанин» №49 (452) от 23.12.2015 года

Добавить комментарий


Защитный код
Обновить